Путешествие в ад

Я больше не имею права молчать. Пять лет тому назад,  выйдя из больницы, я уже пытался поделиться увиденным с врачами, родственниками, знакомыми, писал в газеты, и единственное, чего добился, – полного  отчуждения. В конце концов мне самому стало казаться, что все происшедшее со мной – плод воображения, если таковое может быть у человека, пролежавшего без сознания двадцать три дня. Но реальность посмертного бытия столь сурова, что я должен об этом рассказать.       

До своей смерти я, как и большинство моих сверстников, вел абсолютно греховную жизнь. Мы занимались бизнесом, не самым  чистым, и главным было нажиться на человеческой глупости. По вечерам собирались в сомнительных заведениях и отрывались как умели.      

Зарабатывая кучи денег, мы так же бездумно их тратили на крутые тачки, выпивку, наркотики и девчонок. Основным в нашей жизни было умение делать деньги, а каким способом – неважно. Можно быть последним негодяем, но при деньгах ты в авторитете. Моралистов мы презирали, считая их завистниками и неудачниками.

Когда на душе становилось тоскливо, а такое иногда случалось, я отправлялся к своему младшему брату, звонарю старообрядческого монастыря. Он был прост как ребенок, искренне мне радовался и пытался почитать что-нибудь из своих ветхозаветных книжек: что-то о высшем назначении человека, о том, что Господь нас всех любит.     

Я держался с ним покровительственно, хвастал выручкой и предлагал ему заработать, но он только тихо улыбался и говорил:

–  Пустое это, Коля, суета сует. Рано или  поздно все пройдет и наступит главное испытание – смерть.

Но при этом он никогда не пугал меня ни Божьим гневом, ни адом.  Сам он вел жизнь праведника. Единственный грех, который за ним водился, – это  выпивка, но христианство этого не запрещает.

Как-то вечером мы с ним крепко повздорили. У него, как всегда, не было денег, а я вдруг пожалел такую малость, мотивируя тем, что хватит, мол, дурака валять, работать надо. А он все твердил о служении Богу. Ушел я крайне раздраженный, а наутро его не стало – спешил на службу, и его сбила электричка.

Впервые в жизни я испытал шок и как-то особенно остро почувствовал, что смерть ни ждать, ни звать не придется – она  всегда  рядом.    

Когда после недельного запоя я стал наводить в его комнате порядок, то среди христианской литературы неожиданно обнаружил  «Бхагавад-гиту» с многочисленными закладками. Я удивился, поскольку брат  никогда  не говорил мне о своем увлечении индийской философией, настороженно открыл книгу и… зачитался.      

На следующий день за «Бхагавад-гитой» пришел один наш общий знакомый, но, увидев мое подавленное состояние, сказал:

– Ладно, оставь, тебе она сейчас нужнее.     

Еще через неделю я резко порвал отношения с компаньонами, заявив, что буду работать один, и впал в депрессию. Делать ничего не хотелось. Пытался читать Библию, но ничего не понял. «Бхагавад-гита» же производила впечатление, как  будто в темной комнате включали свет. На мои вопросы «Кто мы?», «Зачем живем?» я получал удивительно ясные и простые ответы.

Я разыскал по адресу в книге храм кришнаитов и с удовольствием проводил там свободное время. Мне нравились эти тихие, доброжелательные люди, называвшие себя преданными слугами Кришны. В их обществе как-то сами собой проходили все мои печали. Я начал посещать их утренние службы,  лекции, иногда жертвовал какую-нибудь мелочь и даже помогал на кухне чистить картошку.

Затем, чтобы развеяться, с женой и ребенком махнул на Кавказ. Деньги еще были, и мы по-прежнему бездумно прожигали жизнь, и казалось, так будет вечно.         

Но вскоре нашей идиллии пришел конец. Начались перебои с платежами, пришлось вновь окунуться в товарно-денежные отношения со всеми их атрибутами: ресторанами, попойками, разборками и так далее. Рванув на одной скользкой операции приличную сумму, я ушел в очередной запой. И в какой-то  момент начал видеть другую реальность, или, попросту говоря, чертиков. На языке науки это называется белой  горячкой – когда человек пересекает тонкое энергетическое поле, отделяющее нас от других миров.

Гораздо позже в  «Шримад-Бхагаватам» я нашел точное описание всех  этих сущностей, которые обитают рядом с нами и называются так красиво – параллельные миры. Не знаю, каким чудом мне удалось тогда самостоятельно выкарабкаться из этой жуткой компании, но с этого момента я решил завязать.  

Держался целых две недели, потом выпил бутылку пива и вдруг почувствовал, что отделяюсь от своего тела. Комната быстро заполнилась знакомыми серо-зелеными сущностями. Но что-то в их поведении изменилось. Похоже, они кого-то ждали. Затем возникли существа, которых я никогда раньше не видел. При их появлении все остальные как-то сникли и почтительно расступились. Сомнений не было – пришли за мной! По ногам побежала теплая струйка.

Следствие

Они могут принимать любые формы, чаще те, которых человек больше всего боится. Лично я всегда равнодушно относился к «ужастикам», единственное, чего я боялся, – это предательства. И они мигом этим воспользовались. Приняв облик друзей, они развалились в креслах и завели обычную светскую беседу, а я с ужасом осознавал, что из моей памяти извлекаются все самые грязные дела и мысли.

Я даже не подозревал, сколько мерзости там накопилось! Вот когда стало по-настоящему «мучительно больно за бесцельно прожитые годы, за подленькое и мелочное прошлое». Не зря в школе заставляли наизусть учить.

Потом начался перекрестный допрос. Я быстро запутался и начал сходить с ума. Не выдержав напряжения, бросился к окну и прыгнул прямо в стекло.  Уже падая с седьмого этажа, стал быстро повторять какую-то молитву...

Расплата

Было четыре утра, Рождество Христово. Боли от удара о землю я не почувствовал, поэтому спокойно поднялся и стал ходить вокруг своего изувеченного тела. Глядя на лужу крови, на торчащий из штанины обломок кости и зная высоту падения, я отчетливо понимал, что надеяться на чудо по меньшей мере наивно. Ничего, кроме отвращения к себе, я не испытывал. Жена к тому времени от меня ушла, и правильно сделала – кому нужен алкаш?  

В половине шестого меня обнаружили. Когда собрался народ, я решил пошутить и громко сказал:

– Ну, чего уставились! Живого мертвеца не видели, что ли? Заказывайте отходную!

Но никто не отреагировал.

– Сейчас посмеемся! – прошипел сзади зловещий голос.

– Я оглянулся и оцепенел – ямадуты (посланцы бога смерти)! Оказывается, с оставлением тела  для меня ничего не изменилось. Более того, возникло отягчающее вину обстоятельство.

Подъехала «Скорая».  Комок мяса без лишних сантиментов погрузили в машину. Я кинулся вслед, но тут же был сбит с ног страшным ударом. Ямадуты мгновенно набросили на меня прочную невидимую сеть и потащили в космос.

И хотя тела не было, я полностью осознавал себя как личность: видел, слышал, чувствовал, – и трясся в ледяном ознобе, какой случается, когда понимаешь, что впереди ждет нечто ужасное, но не знаешь, что именно…      

Бить начали сразу. От ударов резиновыми дубинками по голове я то и дело терял сознание и никак не мог сообразить, что это – звезды или искры из глаз? Удивительное открытие: оказывается, в тонком теле тоже теряют сознание!  

Постепенно начал привыкать  к новому состоянию. Бьют по голове – ну и ладно, как будто так и надо.

Заметив это, ямадуты заменили дубинки кнутами – страдания усилились. В какой-то момент пришла в голову мысль, что если выпить, то боль не будет восприниматься так остро, и я попросил водки. Они сказали:

– Сейчас!

Один раздвинул мне челюсти, а второй стал медленно вливать в горло какую-то жидкость, приговаривая:

– Пей, светик, не стыдись.   

Я взвыл. Это была не водка! Я извивался от боли, захлебывался и… пьянел. А они злорадствовали:

– Ничего, с похмелья еще не то будет!

Как хронический алкоголик, я знал, что бывает наутро, когда всего трясет и корчит.

Видов наказания в аду было много: меня то рвали на куски какие-то злобные звероподобные существа (это были руру и кравьяды, на земле они не водятся – прим. автора),  то до костей объедали термиты. Потом поджаривали на медной сковородке, вымораживали в леднике, протаскивали сквозь колючий кустарник, сдирая живьем кожу. Многие виды мучений, так или иначе, известны на Земле, но что все они будут применены ко мне – такого я не ожидал! Некоторые запомнились намертво.

Однажды в подвешенном состоянии меня медленно опускали в кипящее масло. Когда боль достигала пика, вынимали, но как только стихала, окунали снова.     

Очень больно также, когда сквозь тебя прорастают стебли молодого бамбука. Острые как шило, они удлиняются на тридцать сантиметров за ночь.

Но еще тяжелее стоять нагишом у позорного столба, когда мимо тебя толпами идут те, ради кого ты жил и работал,  а они хлестко, наотмашь бьют жестокими словами, выговаривая тебе все, что накопилось. И все это – голая правда, а ты не можешь ни прикрыться, ни возразить, потому что умер! Так только после смерти узнаешь, каким негодяем, оказывается, был при жизни! Вроде о покойниках не принято говорить плохо, но кто сейчас этому следует?

Много претерпел я и от собственного ума. Без того тошно, а он все ноет и сует всякую гадость, как будто ничего хорошего в жизни не было. А может, и впрямь не было? Не праздники же насквозь фальшивые вспоминать или то, как в пионеры принимали.

Жизнь прошла, и смерть не в радость.

В какой-то момент я оказался в очень большой светлой комнате, и мягкий женский голос произнес: «У Вас сейчас все внутри порвано и переломано, но вы не волнуйтесь. Мы вас обязательно вылечим, а пока расслабьтесь и наслаждайтесь».

Вот, думаю, здорово! Закончились мои муки – в рай попал!

Собравшиеся здесь люди – светское общество – стали заказывать себе различные  напитки. Я тоже заказал – «Розовое шампанское». Мне его принесли целый  ящик.

Все меня поздравляли, произносили какие-то приятные речи, ободряюще кивали, улыбались и пили, пили. А я вдруг обнаружил, что не могу дотянуться до фужера. Напрасно я пытался жестами показать, что пить хочу! Такой испепеляющей жажды я в жизни не испытывал. За глоток ржавой водопроводной воды я готов был на все.

Затем снова тюремная камера, палачи, издевательства. Доставали и товарищи по мукам. Казалось бы, вместе страдаем, уже в аду, дальше некуда – так нет, все равно норовят подлость устроить! Как будто им от этого легче! Так продолжалось достаточно долго. Я умирал десятки, если не сотни, раз, меняя тела и планеты, которых было великое множество.  

Но об одной планете – Кримибходжане – стоит рассказать подробнее. На санскрите крими означает «черви». На эту планету попадают крими – те, кто живет за счет страданий других. Вся планета – бескрайнее озеро, заполненное кровавой кашей и кишащее огромными, жирными червями. Не успел я туда свалиться, как в меня со всех сторон впились эти твари. Я же, в свою очередь, принялся с остервенением пожирать их. О Боже, как все это напоминало нашу земную жизнь!    

Если бы только те, кто сейчас пропагандирует криминал и секс, знали, чем это для них обернется! Могу только пожелать им вечной жизни. Им лучше не умирать!

Потом меня еще некоторое время выдерживали в выгребной яме с  какой-то тошнотворной субстанцией, но ощущения стыда и боли уже основательно притупились, да и соседи по пыткам уже не так злорадствовали – тоже вдоволь нахлебались.

Сейчас я понимаю, что значит страдать в аду тысячи жизней. Это не преувеличение. Тонкое тело человека чувствует точно так же, как и грубое. Разница только в том, что грубое разрушается один раз, а тонкое можно заставить умирать бесконечно.

И все эти адские страдания предназначены только для того, чтобы сузить сознание человека до простых инстинктов, и тогда он уже безропотно родится в любой животной форме.

Амнистия

В один из дней меня в прозрачной упаковке доставили в огромный тронный зал. Сидящий на престоле человек, чем-то похожий на Ивана Грозного, вершил суд. Когда подошла очередь, секретарь зачитал мое дело и рассказал о профилактических мерах, из чего следовало, что с предстоящей мне адской жизнью я в общих чертах ознакомлен. Кстати, именно здесь впервые мне был показан фильм моей жизни – низкосортное кино без идеи и сюжета. Вблизи бог смерти Ямарадж оказался совсем не страшным. Его добрая, человечная улыбка резко контрастировала со зверскими физиономиями моих мучителей. Он о чем-то меня расспрашивал и журил так мягко, по-отечески,  что я не выдержал и разрыдался. Мне дали воды – нормальной, без подвохов. Я напился, и тут только до сознания дошел его вопрос:

– Если отпущу, чем заниматься будешь?

И я совершенно неожиданно для себя выпалил:

– В монахи уйду – Богу служить!

Ямарадж удивился:

– Богу? Это хорошо, многие Богу служат, вот эти, например: полилась приятная музыка, запел церковный хор.

– Нет, – говорю, – не то.  

Тогда зазвучал орган – тяжело так, как в фильме «Овод».

– Да нет же, – говорю, – не то! Мне больше нравится: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе...».         

Он рассмеялся:

– Чтобы Богу служить, надо веру иметь. Ты хоть кому-нибудь веришь?

Я задумался, и в этот момент передо мной возник Дарука – монах, которого я встречал в храме Кришны. Взгляд у него был такой чистый, лучистый, и смотрел он на меня с такой любовью, что я чуть не задохнулся от счастья:

– Вот ему, ему я верю!

– Джая! – удовлетворенно сказал Ямарадж и хлопнул в ладоши. Все исчезло.

Очнулся я в реанимации. Оказывается, тело уже основательно отрихтовали и зафиксировали специальной арматурой. Все это время оно было без сознания. Я отлично понимал, что вернули  меня неспроста – мне дали возможность переиграть свою жизнь. И хотя в аду я находился бесконечно долго, на Земле прошло всего двадцать три дня.  

Врачи поражались, насколько стойко я переносил все процедуры. Еще бы! Здешние муки – ничто по сравнению с тем, что я пережил там!

Когда боль особенно досаждала, я сознательно выходил из тела и, гуляя по палате, слушал спор врачей о том, выживу или нет. Убедившись, что меня не видят, стал подолгу бродить в тонком теле, сначала по больничному комплексу,  затем по всей Москве.  

Побывал несколько раз в квартире жены и видел, что мое посещение причиняет семье огромное беспокойство. Обо мне сразу вспоминали, начинали ругать, потом жалели и даже хотели навестить, но так и не собрались.

Зато мгновенно реагировал на мои визиты отец. Он жил под Москвой, и стоило мне появиться, как он бросал все дела, брал корзинку с овощами и фруктами и ехал ко мне.

Находясь в больнице, еще несколько раз видел ямадутов. И, холодея от ужаса, наблюдал, как они выматывают души умирающих, но я, к счастью, их больше не интересовал.

Когда меня выписали, на квартиру опять потянулись старые приятели  и подружки – не с пустыми руками, естественно. Только было я собрался приобщиться к выпивке, как той же ночью пришли адские ребята и стали тащить меня из тела. На остатке дыхания я прохрипел: «Харе Кришна!»  и проснулся в холодном поту. Боясь уснуть, до рассвета повторял эту спасительную молитву.

Утром кое-как доковылял до Курского вокзала и уехал в деревню, от греха подальше. Там у бабушки в спокойной обстановке стал серьезно том за томом читать «Шримад-Бхагаватам» и в Третьей, а затем в Пятой песнях вышел на подробное описание устройства нашей вселенной – от высших миров до знакомых мне адских планет. Тогда же окончательно решил посвятить себя служению Богу.

Через полгода поехал в Москву извлекать металлический каркас, на котором держалось мое тело. Врачи были поражены, увидев меня шагающим самостоятельно, без костылей. По всем нормам мне полагалось еще минимум полгода лежать в постели.   

Восстановившись после операции, поехал к кришнаитам, но на Проспекте Мира их уже не было. Храм перекочевал в Сухарево, под Москву. Узнав адрес, отправился туда, и первым, кого встретил, был Дарука – тот самый, который вытащил меня из ада. Плача и смеясь, я  рассказал ему о своих злоключениях и о данном Ямараджу обете. Через год я принял посвящение у духовного учителя и стал монахом.

Сейчас, предлагая людям приобрести священные писания – «Бхагавад-гиту» или «Шримад-Бхагаватам», – я чистосердечно говорю, что эти книги меня спасли. И люди, видя в моих словах искреннее пожелание добра им, отзываются на это. Сам я абсолютно счастлив, и единственное, о чем каждый день молю Господа, – чтобы людям вернулась память об их изначальной духовной природе, ведь тогда у них появился бы шанс покинуть этот страшный мир, где даже после смерти нет покоя.